ЭКСКЛЮЗИВ Художник Сергей Демин: «Просто игра разума, игра интеллекта»
ЭКСКЛЮЗИВ Художник Сергей Демин: «Просто игра разума, игра интеллекта»
- Андрей Шаврей, журналист
В галерее Bastejs, что в Вецриге на улице Алксная, открыта персональная выставка Сергея Демина. Он прославился в один момент семь лет назад, когда вдруг стало известно, что выставился в прославленной лондонской галерее Saatchi. При этом его невысокая фигура за все эти годы промелькнула в обществе — раз, два и обчелся. Демин действительно загадочен хотя бы потому, что в так называемой богемной и художественной жизни Латвии он совершенно не участвует. «Может, кому-то необходимо кучковаться, мне это абсолютно не нужно. Я самодостаточный», — заявил он в интервью Rus.Lsm.lv.
— Сергей, владелица галереи Bastejs Байба Моркане сказала, что это, как ни странно, ваша первая такая большая персональная выставка?
— Как ни странно, так и есть. У меня были частные сольные выставки, но... это было и давно, и не так значимо. Я почему с Байбой и сотрудничаю — у нее «долгоиграющие» проекты. В частности, мы ездим по арт-мессам в разные страны, поэтому для CV надо сделать и выставку.
Например, в прошлом году мы были на мессе в Лондоне (так называемая Saatchi Start), потом были в Майами в США (SCOPE MIAMI 2016 — одна из самых значимых ежегодных ярмарок искусства в мире) и сейчас, в начале мая, поедем в Нью-Йорк — CONTEXT, одна из главных выставок в своем роде. Еще галерея представит там работы Ритумса Ивановса, Франчески Кирке...
— Saatchi — что это было тогда вдруг?
— Раньше, когда Saatchi еще принадлежало тем братьям Саатчи, они организовывали Showdown — такие онлайн-конкурсы. У них регистрировалось много художников. И каждый месяц или раз в два месяца они организовывали выставки. У них реально была посещаемость сайта 150 миллионов человек. В день.
— Еще раз — я не ослышался?
— Именно так, 150 миллионов человек в день. То есть, площадка для пиара просто очень великолепная.
— До этого из Латвии явно никто не побеждал в подобном конкурсе?
— Я лично ни о ком другом не слышал. Во всяком случае, я был первым из Латвии. Я несколько раз там побеждал, выставлялся, возил туда свои работы. С этого и началось — пиар и за рубежом, и в Латвии.
— Как всегда, сперва надо стать знаменитым за рубежом, чтобы тебя стали уважать на родине. Ваша жизнь после этого изменилась?
— (Небольшая пауза). В принципе я как работал до этого, так же активно работаю и после. Но стало, конечно, больше известности. В Латвии некоторые работы продаются. Ну, в общем, изменилась жизнь — в лучшую сторону, что там жаловаться.
— То есть, ваши работы продаются?
— Да. Если посчитать, то больше продаются за рубежом.
— То есть, вас можно действительно считать профессиональным художником, который живет за счет своего творчества?
— Честно говоря, трудно прожить за счет только картин. Нереально. В принципе, если посчитать, то я бы мог жить только этими работами, но все-таки все это нестабильно. Нет такого, что это постоянно. Я продаю за хорошие деньги картины, но так может быть, а может и не быть. Тут невозможно планировать определенные расходы наперед. Поэтому приходится и подрабатывать.
— У нас даже именитые художники не могут прожить только за счет картин. Некоторые подрабатывают — например, профессорами. А вы где «подрабатываете»?
— Я работаю в Государственном историческом архиве Латвии. У меня и образование соответствующее — Историческо-философский факультет Латвийского университета, в 1995 году закончил. Но в архиве начал работать только в 2007-м.
— Ваше имя уже несколько на слуху, но вас не видно среди богемы, крайне редко можно увидеть на выставках коллег. В архиве копаетесь?
— Архив — это необходимость, так что не буду об этом распространяться. По большому счету, нет желания «копаться», я там просто делаю свою работу, которую надо делать — и делаю. А на выставки не хожу, потому что... ну, не знаю. Мне просто неинтересно это. Просто, грубо говоря, у меня очень мало времени, чтобы после работы еще куда-то ходить.
— У каждого художника есть круг коллег, соратников. У вас такой есть?
— Насчет искусства я ни с кем из коллег, честно говоря, не говорю.
— «Ноу-хау» сохраняете?
— Нет, просто мне это как-то не надо. Может, кому-то необходимо кучковаться, мне это абсолютно не нужно. Я самодостаточный, можно и так сказать. Так и есть.
— Когда вы это впервые ощутили?
— Да сразу, наверное. Вот не было такой необходимости, и все. Я никогда не обсуждал вопросы, как рисовать, что рисовать, кому рисовать. Я делаю, что хочу.
— Наверняка помните самую первую свою работу?
— Я хорошо помню свою первую работу, которую выставил для публики. Это было как раз в галерее Bastejs, когда она находилась на бульваре Бастея. Это был девяносто какой-то год. В общем, конец девяностых. Там я сделал «ужасную» композицию. В смысле — кошмарчики всякие, курица и что-то такое там было. И там эту работу и продал — какому-то американцу. Или нет — англичанину.
— Вы наверняка заканчивали и какой-то художественный вуз?
— Да, я в 1997 году поступил в Латвийскую академию художеств и в 2001 году ее закончил, у профессора Зариньша.
— У Каспара или Кристапа? Они же близнецы-братья.
— Ох, если бы я помнил! (Смеется.) Давно это было, давно! В общем, я закончил академию — у меня есть образование бакалавра, официальное.
Так и было — в 1991 году закончил школу, стал историком. С трудом закончил четыре года университетского факультета — не в том смысле, что трудно было учиться, просто мне это резко перестало быть интересным. Потом полгода я учился в ювелирном колледже Аузерса, не знаю, существует ли он сейчас. Там я встретил девушку, которая преподавала рисование. Она мне и сказала — иди, поступай в академию на живопись. И я пошел — сперва на подготовительные курсы у Плаудиса, потом у Рейнберга.
— О нынешней выставке — это картины последних лет?
— Да, это сборник того, что мы нашли у нас на родине. Отчасти то, что осталось. Но есть и новые работы.
— Как ваш стиль называть? Вот сидим напротив картины ужасных на вид людей, автоматы Калашникова вокруг...
— А зачем стиль как-то называть? Этот стиль — мой. Может, отчасти это… скорее всего — экспрессионизм, отчасти что-то свое. А как его называть? Пусть называют специалисты. Я этими вопросами не задаюсь никогда. Я так рисую — никогда свой стиль не вырабатывал. Видно, наверное, как я рисовал тогда, а как в 2016-м— есть какие-то течения, которые может уловить внимательный профессиональный взгляд, но это уже пусть не я решаю. А у меня как рука стоит, так и работает.
— Не сотвори себе кумира. Тем не менее — из великих мастеров у вас есть кто-либо, который вам наиболее близок?
— Да, не сотвори кумира. Так что такого, чтобы я ему поклонялся, у меня нет. Мне Гойя нравится, например. Веласкес, наверное — частично по технике исполнения.
— В общем, «Сон разума рождает чудовищ»?
— Нет, мне как раз больше живопись Гойи нравится, чем его «Капричос».
— Но почему у вас в картинах так много чудовищ?
— Где чудовища?
— Ну вот маленькое голое чудовище в пятнах с ружьем в руках — извините, очень похоже на известную персону в Латвии, бывшего президента страны, кстати.
— Похоже, но это личное мнение ваше. Я же не написал, что это она.
— Как картина называется?
— Hunting Fever. Что-то вроде «Охотничьей горячки». Там просто игра слов. Есть хантер — «охотник», а есть такие известные английские резиновые сапоги, очень дорогие, типа аристократии нравятся. И она пятнистая — это болезнь вроде лихорадки. И она стреляет по маленьким-маленьким птичкам из большого-большого ружья. Аналогии сами проводите.
— Картина, кстати, уже из частного собрания, продана. Кому, если не секрет?
— В каталоге написано — Янису Зузансу (ведущий коллекционер живописи и владелец игорных клубов — А.Ш.).
— А вот обезьянки, лики коих изображены, будто святые в иконах...
— Я так думал насчет этого недавно и такая новая мысль у меня появилась... Все-таки я воспитывался еще в советское время, когда нам говорили, что все мы произошли от обезьяны. Все мы помним про дарвинизм. И потом наступила перестройка, когда все резко ринулись в религию. Так вот— это симбиоз нашего человека, который вырос еще при Советском Союзе, с духовностью. И с дарвинизмом тоже. Такое состояние посередине.
- Фото: Andrejs Šavrejs
— Этот вопрос считается интимным, но я все-таки спрошу — вы во что-то верите?
— Я стараюсь верить в себя, в собственные силы. В жену верю. А так я — абсолютный атеист. Но эти иконы не направлены против христианства или против того же православия. Это просто игра разума, игра интеллекта. У меня такое восприятие... вот те люди, которые называют себя верующими, как они реагируют на оскорбление?
— Считается, что истинный христианин должен, если что, подставить другую щеку...
— Если у человека вера сильная, то ему абсолютно не важно, какие там оскорбления. Если же он верит в иконы, то это уже другой вопрос. Зачем такая вера, если он такой слабый? Вот, кстати, вполне добрая работа позади вас. Вагончики...
— (Оглядываюсь, вздрагиваю.). Мне почему-то сразу сталинские депортации напомнило.
— Это старинные вагончики, снегоочистители такие в Венгрии были еще в советское время. Это я от нечего делать делаю — просто кисть отрабатываю, цветовые сочетания. Просто для расслабления.
— Так, а это что за дирижабли над развалинами?
— Это история про то, как масс-медиа влияют на сознание человека. Нам ведь все время сообщают, что скоро война начинается.
— А вот главная работа, в центре экспозиции, сидят два ухмыляющихся джентльмена, немного страшненькие...
— Это не главная работа, а просто самая яркая. «Выстрел в голову», называется. (Присмотревшись, действительно видишь, что один из улыбающихся «джентльменов» убит, дырка от пули во лбу, второй смотрит на него, ласково улыбаясь — А.Ш.). Если я правильно помню, то когда я эту картину рисовал, то идея была такая: мы видим приличные интерьеры, люди между собой общаются...
— И сразу не заметишь, что это уже мертвец...
— Да, а его кто-то убил, но все культурно.
— А вот картина с двумя рылами свиней, одна свинья в военной форме с надписью на погонах US. Это к чему вы?
— Это военное и финансовое слияние.
— Понятно, олигархия. А кстати не беспокоитесь, что вами заинтересуются компетентные органы?
— А чего волноваться? Живопись живет своей жизнью. И причем тут «агенты влияния»? Это, кстати, уже давно нарисовано было.
— До какого числа открыта выставка?
— До 20 мая. Заходите.